— Элизабет! — волнение в голосе Оливера в любой другой момент меня порадовало бы. — Почему вы не закрылись?! Это же элементарно, даже дети…

Потому что не могу, идиот ты недоверчивый! Да за такие проверки…

Включилась “разморозка”, и новая боль заставила тихонько, сколько позволяли не оттаявшие еще связки, заскулить.

— Ох, Элизабет…

Портал. Новая комната, утопающая в белесом тумане. Чей-то неясный силуэт…

— Милорд! — возмутилась тень женским голосом. — Я уже не раз говорила, как меня нервирует… О, боги, кто это?

— В данный момент, леди Пенелопа, это — ваша пациентка. А в будущем, думаю, ваша студентка.

Леди Пенелопа. Удивительно, но мозги мне не совсем отморозило. Настоящая леди, которая работает в больнице.

Значит, меня все-таки переведут на целительский.

Я довольно вздохнула и позволила себе потерять сознание, обмякнув в сильных руках Оливера Райхона. Романтическая сцена. Занавес…

Глава 16

О настоящих леди и деревянных мозгах

В сознание меня вернули быстро. Уложили на кушетку, влили в рот что-то тягучее и горькое, накрыли колючим шерстяным одеялом и оставили в маленькой плохо освещенной комнатушке “приходить в себя”.

— Однако методы у вас, милорд…

Голоса доносились из соседнего помещения, но поначалу их заглушал шум волн в моей голове. Через пару минут он стих, и я начала прислушиваться, с сожалением отметив, что наверняка уже пропустила что-то интересное.

— Это простейшее плетение, — будто бы оправдывался Оливер. — Любой маг закрылся бы на рефлекторном уровне.

— Но она не закрылась.

— Нет.

— Я не вижу отклонений.

— Я тоже. Возможно, это связано с… — ректор понизил голос, и я не смогла разобрать слов, но предположила, что он передал леди Пенелопе мою версию: потеря способности управлять магией — следствие случившегося на полигоне.

— А отдайте ее Грину, — с садистскими нотками предложила женщина, словно речь шла не обо мне, не о человеке, а об одной из тысячи лабораторных крыс, которую не жалко, а поглядеть, как ее будут расчленять — интересно. — У него есть опыт восстановления пациентов после перегорания.

— Это не перегорание.

— Но…

— Не отдам, — не терпящим возражений тоном обрубил милорд Райхон.

Я блаженно зажмурилась: мой герой! Правильно, не нужно меня никому отдавать, тем более гадскому доктору.

Голоса стали тише, и как я ни старалась, не смогла ничего больше расслышать, а через несколько минут разговор прекратился, и Оливер вошел в комнату.

— Как вы себя чувствуете, Элизабет? — спросил он, остановившись рядом с кушеткой.

— С-спасибо, лучше, — ответила я, все еще дрожа от затаившегося внутри холода.

— Отдохните еще немного, обычно последствия заморозки полностью проходят в течение часа. Потом леди Райс хотела бы с вами побеседовать. Я рассказал ей о ваших временных трудностях с магией. Не волнуйтесь, она сохранит это в секрете. Ко мне придете завтра после занятий. Подумаем, как решить эту проблему.

Извиняться он, похоже, не собирался.

А я не собиралась ругаться и сыпать едкими упреками по поводу организованной мне проверки. Перебранки, кажущиеся такими забавными на страницах книг, и, в конце концов, приводящие к тому, что герои в какой-то момент понимают, что “это судьба”, в реальной жизни лишь усложнят все. Пусть будет, как есть: он — ректор, Элси — студентка, у нее возникли трудности, а ему под силу с ними разобраться. У таких отношений тоже есть шанс перерасти в нечто большее. Ведь перемены, предсказанные Сибил, уже начались, и скоро милорд Райхон увидит другую Элизабет, и тогда…

Вот черт!

Я вскочила, сбросив на пол одеяло, и бросилось к тому месту, где минуту назад закрылся за ректором портал. Поздно!

Черт, черт, черт! Как же я вернусь в общежитие, если мое пальто и капор остались в гардеробе главного корпуса?

— Вижу, вам уже лучше, — заглянула в комнату леди Пенелопа. — В таком случае не будем откладывать разговор, — она широко открыла дверь, приглашая. — Входите, мисс Аштон.

Выяснилось, что каморка, в которой я отдыхала, была чем-то вроде комнаты для отдыха и примыкала к кабинету, не такому просторному и солидному, как у доктора Грина, но светлому, чистому и, если это слово применимо к рабочим помещениям, уютному. Из мебели тут имелось лишь два шкафа, платяной и книжный, полки которого были заставлены книгами и одинаковыми картонными папками, стол светлого дерева, приставленное к нему кресло с высокой спинкой и два стула для посетителей.

Леди Райс, которую при появлении я видела расплывающимся пятном, оказалась статной дамой лет шестидесяти в строгом черном платье. Выбеленные сединой волосы женщины были гладко зачесаны назад, открывая высокий выпуклый лоб, и собраны на затылке в тугой узел, сколотый шпильками с янтарными головками. Серьги целительница тоже носила янтарные, и желтоватый камень хорошо гармонировал с ее светло-карими глазами.

Впустив меня, леди Пенелопа заняла место за столом и указала на стул.

— Присаживайтесь, мисс Аштон.

Лицо у нее было из тех, что называют приятными, но сразу подумалось, что выражение доброты и сострадательности, свойственное, по мнению многих, сестрам милосердия, появляется на нем нечасто. Хотя леди Райс и не была сестрой, она была, если не ошибаюсь, доктором, а доктора в этой лечебнице не отличались излишней благожелательностью.

— Итак, вы хотите перевестись на отделение целительства? — леди Райс вынула из ящика стола и поставила перед собой череп с выпирающими из глазниц глазными яблоками. Если она надеялась, что я с визгом вскочу — пустое. Череп был деревянным, глаза — с веселой голубенькой радужкой и розовыми прожилками сосудов — талантливой поделкой из стекла.

— Хочу, — улыбнулась я черепу.

— Почему? — искусственная голова в руках женщины раскололась на две неравные части, и стало видно, что внутри находится мозг — тоже деревянный, только покрашенный в розовый цвет.

— Мне нравится медицина, — сказала я честно. — А милорд ректор говорил, что при поступлении у меня выявили способности к целительству.

— И вы сочли его слова достаточным основанием, чтобы сменить специализацию? — ловкие пальцы леди отделили друг от друга кости черепа и принялись разбирать по долям мозг. Наконец-то я узнала, как должна выглядеть настоящая головоломка. — А вам известно, что девять из десяти поступающих к нам студентов обнаруживают при первичном тестировании способности к целительству? Это в природе не только человека, но и животных — зализывать раны, выкапывать целебные корешки, опускать в воду обожженную конечность, выбирать из шерсти паразитов. Ваши способности обусловлены инстинктами. Но этого вряд ли хватит, чтобы стать хорошим целителем.

— У меня получится.

— А если нет? — разобрав череп и его содержимое, леди Пенелопа достала мягкую салфетку и принялась протирать каждую деталь. — Почему не выбрать что-то попроще? Хотите держаться подальше от боевой магии — идите на “Обряды и ритуалы”, на теормаг, на рунические гадания. Почему целительство? Я понимаю Оливера Райхона, и причины, по которым он приволок вас именно ко мне, но вас…

— Почему же именно к вам? — перебила я невежливо, но леди Райс и тогда не взглянула в мою сторону, продолжая заниматься полировкой мозгов.

— Потому что вы — Элизабет Аштон, единственная дочь Арчибальда Аштона, члена королевского парламента, первого помощника лорда-канцлера и одного из самых влиятельных и состоятельных благотворителей, ежегодно жертвующего академии немалые суммы. А я — леди Пенелопа Райс. Мои предки основали это заведение, и мне принадлежит решающий голос в совете учредителей. Так что, если придется вернуть лорду Аштону дочурку с заключением о ее магической непригодности, милорд Райхон, получивший должность министерским указом, предпочтет наблюдать за этим с безопасного расстояния. Меня же не сможет уволить даже король. Арестовать, сослать на острова, приговорить к смертной казни, но не уволить. Теперь понимаете, мисс Аштон?